Я решил на пару дней выехать в Абхазию и навестить любимые места - Пицундское побережье Черного моря, рыбзавод, третье ущелье и старого друга Газамета. Последний раз я был в этих местах в 1988 году. В те времена восходила и была в зените звезда Горбачева. Но жизнь в Пицунде и ее окрестностях еще протекала в спокойном русле привычных советских устоев. Мирно соседствовали на плодородных склонах Кавказских гор люди самых разных национальностей - грузины, абхазцы, азербайджанцы, армяне. Неослабевающий поток отдыхающих и туристов обеспечивал устойчивый доход местным жителям, а жаркое солнце юга, лазурное море и изобилие фруктов гарантировали приезжим хорошее здоровье.

Никого не удивляла даже дача Михаила Горбачева, возникшая на крутых пицундских берегах, как белоснежный замок Алладина. "Наверное, так надо и так должно быть! " Каждый кирпич этого дивного сооружения, говорили местные жители, стоил 5 рублей советских денег. Полкилометра побережья было оцеплено стальным забором, чтобы отгородить от любопытных сооружение, конкурировавшее по своему размаху с дачей Никиты Хрущева. Но не удалось хозяину воспользоваться своей дачей для отдыха от политических трудов - грянула война. Опустели нудистские пляжи, оборвался поток туристов.

Никого не удивляла даже дача Михаила Горбачева, возникшая на крутых пицундских берегах, как белоснежный замок Алладина. "Наверное, так надо и так должно быть! " Каждый кирпич этого дивного сооружения, говорили местные жители, стоил 5 рублей советских денег. Полкилометра побережья было оцеплено стальным забором, чтобы отгородить от любопытных сооружение, конкурировавшее по своему размаху с дачей Никиты Хрущева. Но не удалось хозяину воспользоваться своей дачей для отдыха от политических трудов - грянула война. Опустели нудистские пляжи, оборвался поток туристов.

Вся эта разноликая толпа втискивается в железный коридор, огороженный металлической сеткой, и движется к пропускному пункту, расположенному на расстоянии трех километров пути. Большинство двигающихся, включая стариков, нагружено сумками, авоськами, чемоданами. Давка. Нелегко преодолеть этот путь, да еще и на жаре. Здесь я в полной мере присоединился к проклятиям политиков, придумывающих опасные игры в войну с разделением народов на своих и чужих.

Ну вот и пропускной пункт. Российский паспорт обеспечил мне беспрепятственный переход через реку Псоу из России на территорию независимой Абхазии. Далее снова маршрутка и... я приезжаю в Пицунду и далее прямо на рыбзавод, к дому старого, теперь уже почти восьмидесятилетнего Газамета.

Он как будто ждал меня, встречая автобус. Несколько томительных минут узнавания и, наконец, мы обняли друг друга. "О! - закричал он - Апатиты! О! Абдулхай! О, да ты стал еще выше! О! Сделанный тобою винный чан работает вовсю. О! Ты обещал мне сделать сауну. Когда ты мне ее сделаешь?".

"Постой, - придержал я его - ведь здесь была война. Как ты ее пережил? ". "Война прошла выше, горами. А здесь не было войны. Но я организовал партизанский отряд". "И чем же вы занимались в партизанском отряде? " - спросил я его. "Мы выселяли плохих грузин, а хороших оставляли". "А как вы определяли, которые грузины хорошие и которые плохие? ".

Газамет пытается мне растолковать, что плохие грузины это те, которые плохие, то есть плохо думают, а хорошие это те, которые думают хорошо. К нему присоединяется добрая, милая тетушка Вартуши и тоже пытается объяснить мне, бестолковому, как просто решается вопрос о том, кого надо выселять из страны, а кого можно оставить.

Но я так и не смог их понять. Я только видел хлопающие ставни заброшенных соседних усадеб с заросшими плантациями фруктовых деревьев, и сердце мое сжималось от боли, когда я представлял себе, как это, наверное, тяжело покидать столетиями нажитые родные места по причине своей принадлежности к неугодной нации. Ох уж эта народная простота! Она неистребима и не поддается урокам. Ведь сам же Газамет едва не попал под расстрел 60 лет назад, когда привез живую рыбу к обеденному столу Сталина, а рыба не дотерпела, уснула и перевернулась брюхом вверх. Холодное дуло пистолета было у виска молодого Газамета, но ничему не научило его даже к старости.

Я угостил Газамета и всех обитателей двора своим вином, припасенным с азовских берегов, подарил тетушке Вартуши маленький тортик и отправился дальше вдоль обрывистых морских берегов к третьему ущелью, посетить места наших прошлых диких скитаний.

Здесь все изменилось. Несмотря на бархатный сезон, я не встретил ни одной палатки на своем пути. Некогда бурная жизнь санаториев и баз отдыха во втором ущелье вымерла. Железным скелетом вытянулся к морю остаток ангара, в котором я когда-то брал виндсерфер напрокат. Разваливается и дача Горбачева, из которой местные жители вынесли все что можно.

Опустело даже морское дно. Говорят, что правительство Абхазии сдало черноморское побережье в аренду турецким рыбакам и те выгребли из него все живое. Я понырял с маской и убедился в этом сам. Исчезли плантации рапанов и мидий, которых я некогда добывал для питания и на сувениры. Нет кефали и лобанов. Только мелкие караси да окуни шныряют меж камней, да иногда промелькнет осторожный горбыль.

В конце пути, в третьем ущелье, я все же обнаружил несколько палаток и довольно активную молодежную тусовку. Партии туристов сюда доставляют из Пицунды на катере и обучают их погружению с аквалангом. Быстро пролетели мои два дня. Ночи я без опаски проводил прямо на песчаном берегу в спальном мешке, под шум набегающих волн. Во вторую ночь мой безмятежный сон нарушила гроза. Блеск молний и грохот разбушевавшейся стихии не вселяли радужных надежд. Я мог не выбраться из морской западни и опоздать на свой самолет, который вылетал на следующий день в Мурманск.

Пришлось собрать в темноте свой нехитрый дорожный багаж, закинуть рюкзак и отправиться в обратный путь, моля Бога, чтобы не было камнепада на крутых берегах. До свидания Абхазия, страна снов, до свидания Пицунда. Я еще раз убедился, что нет враждебных народов. Есть враждебные политики. И есть народная простота, которой они так умело пользуются, раздувая огонь междоусобной гражданской войны.